ШЕРЕМЕТЕВ Федор Иванович (в иночестве Феодосий) (? - 17.02.1650 год, Кирилло-Белозерский монастырь).

Военный и государственный деятель Смутного времени и царствования МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА РОМАНОВА, воевода, боярин.

После смерти своих родителей он остался ребенком: отец его, Иван Васильевич МЕНЬШОЙ-ШЕРЕМЕТЕВ, был убит ливонцами в 1577 году, а мать Домна (в иночестве Евникия) Михайловна, урожденная Троекурова, умерла 10 (20) марта 1583 года. Во время малолетства Федора Ивановича, имениями его заведовала старшая его сестра Елена Ивановна, вдова сына ИВАНА ГРОЗНОГО, царевича Ивана Ивановича, принявшая иночество в Новодевичьем монастыре в Москве и именовавшаяся даже в официальных документах «царица старица Леонида». Жалуя сноху, царь ИВАН ГРОЗНЫЙ не оставлял без внимания ее брата и, незадолго до кончины своей, разбирая вещи царевича Ивана Ивановича, подарил из этих вещей Федору Ивановичу ШЕРЕМЕТЕВУ «шапку скорлатну, низану жемчугом, с собольим околом».

Первое сведение о службе ШЕРЕМЕТЕВА относится к 1591 году, когда он получил золотой — в награду за деятельное участие в обороне Москвы от нападения крымского хана КАЗЫ-ГИРЕЯ. Год спустя, 14 июня 1592 года он присутствовал на крестном обеде царевны Феодосии, дочери царя ФЕДОРА ИВАНОВИЧА. Всем званым к столу указано было сидеть без мест, и дворянин Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ «сидел в скамье» вместе с четырьмя Годуновыми, родственниками правителя, и со своим будущим тестем, Борисом Черкасским.

Затем нет никаких сведений о его службе до 12 мая 1597 года, когда он присутствовал при приеме цесарских послов в Грановитой палате. Когда в 1598 году, после кончины царя ФЕДОРА ИВАНОВИЧА, временное правительство, состоявшее из патриарха Иова и бояр, разослало воевод в порубежные польские города, — Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ был отправлен в Чернигов. По-видимому, он недолго оставался там, так как участвовал в подписании грамоты об избрании на царство Бориса Годунова и вскоре после того стоял у сказки боярства Фёдору НОГОТКОВУ-ОБОЛЕНСКОМУ.

В ноябре 1600 года, царь Борис положил опалу на РОМАНОВЫХ и их ближайших свойственников, — Черкасских и Сицких, по извету холопа Романовых о намерении их извести царя с помощью каких-то трав и кореньев. У ШЕРЕМЕТЕВА, также находившегося в свойстве с Романовыми, по родной своей сестре, старице царице Леониде, бывшей замужем за царевичем Иваном Ивановичем, мать которого — первая жена царя ИВАНА ГРОЗНОГО, была Анастасия Романовна, родная тетка Федора Никитича Романова, — царь Борис отобрал двор с палатами в Кремле, и разорил этот двор, велев разломать «26 житей палатных и погребных». Кроме того, Годунов отписал в дворцовые села родовую рязанскую вотчину ШЕРЕМЕТЕВА, село Песочню с деревнями.

Вслед за тем, 2 февраля 1601 года, ШЕРЕМЕТЕВ был послан главным воеводой в тогдашнюю столицу Сибири — город Тобольск, где оставался до 1603 года, когда был сменен Андреем Голицыным. Сведения о Тобольском воеводстве ШЕРЕМЕТЕВА весьма скудны. Известно лишь, что при нем построена в Тобольске церковь Святого Николая Чудотворца на горе, на взвозе Пермском, что положено основание городу Томску, и что в апреле 1602 года он отправил в Москву, к царю Борису двенадцать посланцев от Пегой Орды, князьков Кичея с товарищами. По возвращении ШЕРЕМЕТЕВА в 1603 году в Москву, является двухлетний перерыв в сведениях о его службе.

В 1605 году после сражения царского войска с Лжедмитрием I под Добрыничами, ШЕРЕМЕТЕВ был послан царем с большим войском под Кромы, где укрывались казаки, приверженцы Лжедмитрия. Шереметев стал усиленно обстреливать городские стены из пушек, но Кромы не сдавались, а московских ратных людей было много побито. В помощь к ШЕРЕМЕТЕВУ пришла из Родогостского острога главная рать, под начальством Федора Мстиславского и Василия ШУЙСКОГО, так что под стенами Кром собралось около восьмидесяти тысяч ратников, и царское войско могло бы легко справиться с деревянным городком и его жителями. Несколько времени спустя, когда город был сожжен стрельбой из пушек, а осажденные прятались в землянках, воеводы, как говорят, стали удерживать войско от решительных действий, объявив, что «царь Борис не хочет кровопролития и желает принудить осажденных к покорности голодом». Между тем, вскоре были пропущены в Кромы, среди бела дня, посланные из Путивля сто подвод с съестными припасами и пятьсот казаков. Такого рода действия ясно доказывают, что воеводы «не радели» царю.

По смерти Бориса Годунова и по вступлении на престол сына его Федора, князья Мстиславский и ШУЙСКИЙ были отозваны в Москву, начальство над войском под Кромами вверено Петру Басманову и Михаилу Катыреву-Ростовскому, а ШЕРЕМЕТЕВ послан с прибылым полком в Орел, за 40 км от Кром. Мало-помалу стали отправляться в Путивль многие из воевод и рядовых дворян и присягать на верность «царевичу Дмитрию»; вслед за другими поехали в Путивль для присяги Василий Голицын и Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ. 25 мая 1605 года самозванец двинулся с войском из Путивля в Москву. Перед въездом в Орел, он был встречен стоявшим там с прибылым полком ШЕРЕМЕТЕВЫМ, духовенством и народом, выступившими к нему с хлебом-солью, с крестами, образами и колокольным звоном.

Вскоре по приезде в Москву, самозванец стал возвращать многих опальных Годуновского царствования и прежде всего своих «родственников», как например НАГИХ и РОМАНОВЫХ. На повышение он тоже не скупился, и ШЕРЕМЕТЕВ, пожалованный из дворян прямо в бояре, занял 16-е место в Боярской думе, которая была преобразована по образцу Польского сейма. Незадолго до свадьбы Лжедмитрия с Мариной Мнишек, ШЕРЕМЕТЕВ был назначен воеводой 18-тысячного отряда новгородского и псковского войска, отправляемого в Крым. Неизвестно с точностью, успел ли принять начальство над этим отрядом Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ до убийства Лжедмитрия; известно только, что стараниями Василия ШУЙСКОГО и других заговорщиков этот отряд был задержан, под каким-то предлогом, в семи километрах от Москвы, и в ночь на 17 мая, по распоряжению ШУЙСКОГО, введен в столицу разными воротами. Достоверно известно, что это войско не принимало непосредственного участия в кровавой расправе с самозванцем и поляками, но для ШУЙСКОГО было важно присутствие в Москве сильного отряда, готового исполнить его приказания.

Еще при жизни Лжедмитрия появился в Астраханской области Лжепетр, выдававший себя за небывалого сына царя ФЕДОРА ИВАНОВИЧА. По восшествии же на Московский престол Василия ШУЙСКОГО, донские и терские казаки взяли город Астрахань и засели там с Лжепетром. ШЕРЕМЕТЕВУ велено было постараться возвратить Астрахань, но дело это оказалось далеко не легким, так как сам астраханский воевода Иван Хворостинин стал во главе восставших, число которых увеличивалось с каждым днем. Несмотря на деятельную помощь ногайского князя Иштерека и всей его орды, ШЕРЕМЕТЕВ не мог взять Астрахани и расположился в трех километрах выше ее, на одном из островов Волжской дельты, называемом Балдинским. Шереметев построил на острове острог, в котором нашли приют полторы тысячи купцов, выехавших со всем имуществом из Астрахани и из других мест по берегу Каспийского моря, опустошенных казаками, и отражал нападения, предводимые Хворостининым. Пленных, отводимых в Астрахань подвергали истязаниям; тяжело было и тем, которые находились на острове — они терпели голод, холод и заболевали цингой. Несмотря на все это, ШЕРЕМЕТЕВ перешел в наступательные действия, и 19 мая 1607 года послал царю Василию Ивановичу донесение, что «Астраханские и Терские изменники, воры и богоотступники, узнав свои воровские затейные вины, добили челом государю и крест все целовали». Царь Василий Иванович был очень обрадован этим донесением и разослал окружную грамоту, в которой заявлял, что ему «многие службы показали» ратные люди, которые были с боярином и воеводой Фёдором Ивановичем ШЕРЕМЕТЕВЫМ, и что служили же ему и «прямили» ногайские люди, Иштерек князь и мурзы, со всей Ногайской ордой.

Увидав, что на Волге делать больше нечего, казаки уехали ко второму Лжедмитрию, захватив с собой и Лжепетра. Восстанавливая порядок в понизовых городах, ШЕРЕМЕТЕВ дошел уже до Царицына, а Хворостинин не унимался и в конце концов сбил с толку ногайцев, которые снова отпали от московского царя и принялись всюду грабить. Этим обстоятельством объясняется, что и в 1608 году ШЕРЕМЕТЕВ находился еще в Понизовье. В конце августа, или в начале сентября 1608 года, когда второй Лжедмитрий стоял уже под Москвой, ШЕРЕМЕТЕВ получил приказание идти со своей Низовой ратью на защиту Москвы. Царь Василий Иванович возлагал большие надежды на ШЕРЕМЕТЕВА, а также на Михаила Скопина-Шуйского с новгородцами, псковичами и шведами.

Вынужденный постоянно очищать свой путь от «воров», ШЕРЕМЕТЕВ со своим отрядом в 3 тысячи хорошо обученных воинов, продвигался, как и Скопин-Шуйский,  очень медленно. А впереди его ждало Среднее Поволжье, наполненное не только отрядами самозванцев всех смастей, но и охваченное огнем крестьянских восстаний, имевших явно национальный оттенок.

Но ШЕРЕМЕТЕВУ не только удалось удержать в повиновении поволжских инородцев, но когда он пришел в ноябре в Казань, то в его войске были черемисы, чуваши, мордва и даже башкиры. Прибыв в Казань, ШЕРЕМЕТЕВ вошел в сношения с нижегородским воеводой Александром РЕПНИНЫМ и его товарищем Андреем АЛЯБЬЕВЫМ и послал к ним отряд, с помощью которого противники были отбиты от Нижнего Новгорода, Балахны, Ворсмы и села Павлова. По словам летописца, «нижегородцы… видя приход к ним ратным людем, возрадовашеся». По пути в Нижний Новгород, Ф. ШЕРЕМЕТЕВ разбил наголову «воровских людей» под Чебоксарами и под Свияжском, где скапливались отряды восставших крестьян после неудачной осады Нижнего Новгорода.

22 декабря 1608 года под Чебоксарами состоялось решительное сражение между восставшими крестьянами и карательными войсками ШЕРЕМЕТЕВА. Повстанцы, потерпев здесь жестокое поражение, отошли к Свияжску, где новый бой с правительственными войсками окончился для них полной неудачей. Одержав победу в этом сражении, состоявшемся 1 января 1609 года, ШЕРЕМЕТЕВ доносил: «Государевы люди многих воровских людей Свияжских, и Чебоксарских, и Кокшайских и Алатырских, татар и мордву, и черемису побили наголову, и топтали их и кололи, что свиней, и трупы их положили на семи верстах».

Подавив основные очаги крестьянского восстания в этом районе Волги, Шереметев, тем не менее, какое-то время продолжал находиться в Чебоксарах, боясь оставить за собой край, накаленная обстановка в котором могла дать новую вспышку крестьянских выступлений.

Известия об успехах ШЕРЕМЕТЕВА и о его приближении к Нижнему Новгороду оживили Москву. Он пришел в Нижний Новгород весной 1609 года, после того, как ввел некоторый порядок в Понизовом краю, привлекая сторонников Лжедмитрия II к покорности царю Василию Ивановичу ШУЙСКОМУ. Лично для ШЕРЕМЕТЕВА остановка в Нижнем Новгороде представляла то удобство, что у него был там собственный двор в Каменном городе, у Ивановских ворот. Пробыв в Нижнем Новгороде до просухи, ШЕРЕМЕТЕВ выступил в поход, как только сошла вода и поспел подножный корм для лошадей, предварительно отправив АЛЯБЬЕВА к Мурому, где засели «воры». А затем и сам двинулся туда же.

Муром присягнул царю Василию Ивановичу, не дожидаясь прихода ШЕРЕМЕТЕВА, а Касимов сдался лишь после упорной защиты. Царь Василий Иванович торопил ШЕРЕМЕТЕВА с походом в Москву и, воздавая ему похвалу за усердную службу, укорял за медлительность. Он послал в Касимов к Шереметеву Семёна Прозоровского и ЧЕПЧУГОВА со многими дарами и с жалованным словом «за службу, что он государю служил и прямил», но в то же время поручил посланцам выговорить ему, что «идет мешкотно и государевым делом не радеет». После такого выговора, ШЕРЕМЕТЕВ поспешил во Владимир, который, также как и Муром, сдался ему без боя.

Во Владимире ШЕРЕМЕТЕВ получил от царя Василия Ивановича похвальную грамоту от 28 мая 1609 года, в которой он торжественно заявлял о заслугах перед отечеством ШЕРЕМЕТЕВА и его войска и побуждал его к скорейшему выступлению под Троицкий монастырь. Царь не принимал во внимание, что ШЕРЕМЕТЕВ должен был не только сообразоваться с движением Михаила Скопина-Шуйского, который лишь переправлялся еще через Волгу, под Тверью, но и рассеять скопище врагов в Суздале, чтобы не оставить его в тылу войска, при выступлении под Троицу. Во исполнение царского приказания, ШЕРЕМЕТЕВ пошел к Суздалю, не успев разведать ни о местности, ни о действительной силе неприятеля, находившегося под предводительством Федора Плещеева, Андрея Просовецкого и прибывшего из Троицкого табора Александра Лисовского. Поход этот завершился поражением, и ратные люди ШЕРЕМЕТЕВА вернулись во Владимир с большим уроном.

ШЕРЕМЕТЕВ оставался во Владимире в ожидании Скопина-Шуйского, о действиях которого получал точные сведения от ярославского воеводы Силы Гагарина. Ярославль и Владимир были в то время главным средоточием царских войск, и царь Василий Иванович, — убедившись, наконец, что нельзя распоряжаться из Москвы, не зная всех местных обстоятельств, — в грамотах к ярославцам от 28 июня и 26 июля, приказывал ссылаться с ШЕРЕМЕТЕВЫМ, предоставляя «промышлять государевым и земским делом, смотря по тамошнему делу, как Бог наставит». Скопин-Шуйский пришел в Александровскую слободу поздней осенью 1609 года, а 11 ноября прибыл туда из Владимира и ШЕРЕМЕТЕВ с понизовой ратью. Почти одновременно с ШЕРЕМЕТЕВЫМ приехали в Александровскую слободу из Москвы с ратными людьми Иван Куракин и Борис Лыков. Главное начальство над всеми войсками, собравшимися в Александровской слободе, принял на себя Скопин-Шуйский. С этого времени ШЕРЕМЕТЕВ отошел на второй план, и при торжественном вступлении войск в Москву в начале марта 1610 года все приветствия народа относились к Скопину, а ШЕРЕМЕТЕВ был чествуем наравне с другими боярами и ратными людьми, следовавшими за Скопиным.

Когда царь Василий Иванович ШУЙСКИЙ был сведен с престола, в народе и между боярами, как известно, вышло сильное разногласие относительно избрания царя. ШЕРЕМЕТЕВ и его «старинный друг» Владимир Долгоруков примкнули к патриарху ГЕРМОГЕНУ и настаивали на избрании которого-либо из двух кандидатов: Василия Голицына или юного МИХАИЛА РОМАНОВА; перевес оказался, однако, на стороне доброжелателей польского королевича Владислава. Впредь до созвания земского собора, правление государством было поручено боярской думе, во главе которой стоял Федор Мстиславский, а одним из семи ее членов был ШЕРЕМЕТЕВ.

5 августа 1610 года ШЕРЕМЕТЕВ участвовал в ведении переговоров с гетманом Станиславом Жолкевским, относительно условий избрания на Московский престол Владислава, а две недели спустя приносил на Девичьем поле, в торжественной обстановке, присягу на верность королевичу. Предполагалась назначить ШЕРЕМЕТЕВА в число членов посольства к королю Сигизмунду, но назначение это было почему-то отменено. Считая Владислава законным московским царем, ШЕРЕМЕТЕВ писал в сентябре 1610 года под Смоленск канцлеру Льву Сапеге, заявляя о своей верности и преданности «государю Владиславу Жигимонтовичу всеа Русии». ШЕРЕМЕТЕВ при первой же возможности хотел выхлопотать себе обратно отобранную у него Годуновым в 1600 году рязанскую вотчину село Песочною и просил об этом Сапегу. Хлопоты увенчались успехом: 25 ноября 1610 года ШЕРЕМЕТЕВ получил от Сигизмунда грамоту на эту вотчину.

Убедившись, что Сигизмунд хочет приобрести Московское государство не для королевича Владислава, а лично для себя, гетман Жолкевский решил уехать из Москвы, надеясь уговорить Сигизмунда быть умереннее в своих требованиях и оставить мысль о необходимости взять силой Смоленск и Москву. И бояре, и простой народ, с сожалением думали о разлуке с гетманом. Перед самым отъездом, к нему пришло около ста человек знатных москвичей, в том числе и ШЕРЕМЕТЕВ, и упрашивали его остаться, указывая ему на то, что без него поляки начнут своевольничать и ссориться с москвичами. Но Жолкевский своего решения не изменил, Москву покинул, а Мстиславский, ШЕРЕМЕТЕВ и многие другие бояре, в знак почтения, проводили его далеко за город.

После убийства Лжедмитрия II началось земское освободительное движение, по многие бояре, в том числе и ШЕРЕМЕТЕВ, не пристали к нему, оставаясь верными присяге королевичу Владиславу. В январе 1611 года была отправлена ими грамота королю Сигизмунду и королевичу Владиславу, с извещением о сборах Прокопием Ляпуновым рязанского ополчения и о том, что он со всей Рязанью отложился от Владислава. 19 марта 1611 года, во вторник на страстной неделе, население Москвы, обнадеженное приближением Ляпуновского ополчения, поднялось на поляков; произошла ужасная резня. На другой день все большие бояре, в том числе и ШЕРЕМЕТЕВ, выехав в Белый город, хотели уговорить москвичей, чтобы они прекратили кровопролитие, но москвичи не слушали их и начали в них стрелять. По приказанию гетмана Гонсевского поляки подожгли Москву, и пожар истребил всю столицу, за исключением Кремля и Китай-города, в котором и заперлись поляки, а с ними волей-неволей патриарх ГЕРМОГЕН и думные бояре, следовательно, и ШЕРЕМЕТЕВ. Во все время осадного сидения ШЕРЕМЕТЕВ заведовал казенным двором. Денежная казна до того оскудела, что жалованье польским солдатам пришлось выдавать вещами из царской сокровищницы. Но ШЕРЕМЕТЕВ и его товарищи делали все, что только могли, для сбережения этих сокровищ, а потому наиболее ценные вещи они отпускали не иначе, как в заклад, оставляя за собой право выкупа; а те вещи, которые употреблялись при венчании царей, даже и в заклад не отпускали. 22 сентября 1612 года Китай-город был взят земским ополчением, предводимым Дмитрием Трубецким и Дмитрием ПОЖАРСКИМ, и положение кремлевских сидельцев, уже давно страдавших от голода и болезней, стало еще невыносимее.

Ровно месяц спустя, 22 октября 1612 года, поляки сдали ПОЖАРСКОМУ Кремль, и кремлевские сидельцы, в том числе и ШЕРЕМЕТЕВ, очутились наконец на свободе после 18-ти месяцев. Когда бояре выходили из Кремля, казаки хотели броситься грабить их, но земские люди взяли их под свою защиту и заставили казаков удалиться. Что же касается ШЕРЕМЕТЕВА и прочих думных бояр, то им были оказаны особые почести; летописец говорит, что «Пожарский прия их с честию». Добрые отношения временного правительства собственно к ШЕРЕМЕТЕВУ выразились, между прочим, в том, что оно на первых же порах поспешило вознаградить его за лишения осадного сиденья, предоставив в его владенье, грамотой от 25 ноября 1612 года, взамен отобранного у него царем Борисом отцовского кремлевского двора, дворовое место в Кремле же, у Никольских ворот, при церкви Бориса и Глеба. Право на владение Шереметева этим местом было утверждено жалованной грамотой от 19 мая 1613 года. Впоследствии ШЕРЕМЕТЕВ развел там два сада, исправил старые здания и выстроил много новых, так что было 62 палаты.

Надо полагать, что еще до открытия земского собора, на котором предстояло выбрать царя на Московский престол, происходили об этом частные совещания. ШЕРЕМЕТЕВ состоял в переписке с митрополитом Филаретом Романовым, находившимся в польском плену. По всему вероятию, Филарет Никитич не предполагал, что земские люди намереваются избрать на престол его сына Михаила, так как в одном из писем к ШЕРЕМЕТЕВУ настаивал, чтобы непременным условием избрания было ограничение самодержавия. К концу января 1613 года в Москву съехались выборные от городов для участия в земском соборе. ШЕРЕМЕТЕВ прочитал в заседании вышеупомянутое письмо Филарета Никитича. Узнав, что хотят избрать на царство Михаила Романова, мать его, инокиня Марфа Ивановна, написала ШЕРЕМЕВУ и умоляла употребить все влияние, чтобы отклонить избрание ее сына, так как он слишком молод и положительно неспособен царствовать. Присутствовавшие на земском соборе настаивали на своем выборе и просили ШЕРЕМЕТЕВА уговорить Марфу Ивановну отпустить МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА на Московское царство. ШЕРЕМЕТЕВ, по свидетельству Страленберга, со слезами на глазах, доказывал необходимость обдумать доводы, выставляемые матерью избираемого царя: «Я же с своей стороны, — прибавил ШЕРЕМЕТЕВ, — считаю долгом быть беспристрастным, чтобы никто не мог сказать, что я больше думаю о своих родных, чем о благе отечества. Если молодость избранника явится причиной новых несчастий родины, совесть моя будет чиста пред Богом и людьми». Одновременно с этим ШЕРЕМЕТЕВ писал Василию Голицыну, находившемуся вместе с митрополитом Филаретом в польском плену, убеждая Голицына «не чинить смуты», так как в Москве в то время существовала целая партия, стоявшая за кандидатуру в цари московские Василия Голицына. В одном из писем к нему ШЕРЕМЕТЕВ говорит следующее: «князь, не чини смуты! Помиримся на Мише Романове: он молод и разумом еще не дошел и нам будет поваден». Представители земли, как известно, выбрали в цари МИХАИЛА РОМАНОВА, по всей вероятности не без влияния со стороны Федора Ивановича ШЕРЕМЕТЕВА.

Во главе посольства к избранному царю был поставлен Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ вместе с рязанским архиепископом Феодоритом. По прибытии в Ярославль, послы узнали, что МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ находится в костромском Ипатьевском монастыре. 13 марта 1613 года посольство остановилось на правом берегу Волги, против самой Костромы, в подгородном селе Новоселке. Послали спросить МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА и его мать, когда могут быть приняты послы. Прием был назначен на следующий день, 14 марта. После заутрени, при звоне костромских колоколов, посольство земского собора торжественно направилось к Костроме, откуда навстречу им выступило духовенство с иконой Феодоровской Божией Матери, в сопровождении народа, жителей Костромы и окрестных деревень. Все это соединилось в в один общий крестный ход и приблизилось к Ипатьевскому монастырю, у ворот которого стояли МИХАИЛ с матерью, окруженные монастырской братией. После молебна архиепископ Феодорит, а затем ШЕРЕМЕТЕВ произнесли речи по наказу, полученному от земского собора. Приблизительно с семи часов утра то трех часов пополудни они продолжали уговаривать Марфу Ивановну благословить сына на царство. Когда, в конце концов, было получено согласие, ШЕРЕМЕТЕВ немедленно послал земскому собору извещение об этом. С тех пор постановили праздновать 14 марта Феодоровской иконы.

С 14 марта 1613 года Федор Иванович ШЕРЕМЕТЕВ становится во главе правительства вновь избранного царя-отрока, хотя в Боярской думе считался первенствующим по-прежнему Федор Мстиславский. Правление Московским государством Федора Ивановича ШЕРЕМЕТЕВА от имени МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА РОМАНОВА вместе с Земским собором продолжалось шесть лет, до 1619 года, то есть до возвращения из польского плена царского отца, митрополита Филарета Никитича. Политическое значение ШЕРЕМЕТЕВА не только возобновилось, но возросло после женитьбы царя на Евдокии Стрешневой, а в особенности после кончины патриарха Филарета Никитича в 1633 году.

На ШЕРЕМЕТЕВЕ, как на представителе земского собора при царе МИХАИЛЕ ФЕДОРОВИЧЕ, лежала прежде всего обязанность устроить «шествие» государя в Москву и делать от его имени распоряжения, которые восстановили бы порядок, нарушенный долголетними смутами. Перед отъездом из Москвы, ШЕРЕМЕТЕВ просил земский собор выслать к нему боярский список и государеву печать, чтобы не было задержки в выдаче грамот; но печать была прислана лишь после многократных напоминаний уже в Ярославль, куда МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ с матерью прибыл 21 марта, в сопровождении посольства от земского собора. Из Ярославля была послана 23 марта земскому собору первая грамота юного царя, которой он извещал о своем согласии принять царский венец. Между Москвой и Ярославлем завязалась деятельная переписка, всецело лежавшая на ШЕРЕМЕТЕВЕ. Из этой переписки видно, например, до какой степени была разрушена Москва в последние годы смуты. ШЕРЕМЕТЕВ с товарищами неоднократно писал также от имени царя земскому сбору, чтобы «на Москве и по городам, и по дорогам убивств и грабежей и никакого насильства не было». Собор успокаивал, что о грабежах и воровствах заказ учинен крепкий, и просил поспешить приходом к Москве. Кроме переписки с Москвой, Федору Ивановичу ШЕРЕМЕТЕВУ с товарищами приходилось делать разные спешные распоряжения по городам, составлять жалованные грамоты, наводить справки по челобитьям, подаваемым государю, и т. д.

Наконец, 16 апреля 1613 года царский поезд выступил из Ярославля и через неделю прибыл к Троице. Ежедневно приходили к царю известия о новых грабежах и убийствах, производимых казаками. Вследствие этого, МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ заявил, что останется в Троице-Сергиевском монастыре, пока это не прекратится. ШЕРЕМЕТЕВ, с дозволения царя, отписал земскому собору, чтобы были приняты решительные меры к прекращению разбоев. Через два дня после этого, по усиленной просьбе Казанского митрополита ЕФРЕМА, ШЕРЕМЕТВА и всех выборных людей, МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ согласился выехать из Троицкого монастыря, не дожидаясь ответа от земского собора, и прибыл в Москву 2 мая.

11 июля 1613 года произошло торжественное венчание на царство МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА. В качестве заведующего Казенным двором, ШЕРЕМЕТЕВ роздал регалии лицам, назначенным их нести, а затем участвовал в шествии царя в собор. По случаю торжества венчания были розданы награды, и Шереметев получил за «Московское осадное сиденье» из поместья в вотчину сельцо, что было деревня Курова, в Рязанском уезде, да огородное место в Москве, за деревянным городом (впоследствии Белым каменным городом), за Петровскими воротами.

В декабре 1614 года ШЕРЕМЕТЕВ участвовал в подписании ответной грамоты Боярской думы панам Рады, приславшим на имя бояр грамоту, в которой они упрекали их за измену королевичу Владиславу, за продолжение войны и за притеснение пленных поляков.

В августе 1615 года в Москве было получено донесение псковского воеводы Василия Морозова о приходе шведского короля Густава Адольфа с 16-тысячным войском. 20 августа был назначен идти на помощь к Морозову ШЕРЕМЕТЕВ с ратными людьми, которым было приказано собираться в Ржеве. В отряде Шереметева было всего 4597 человек, в том числе дворяне и дети боярские, «которым назначено быть с послы на Свейском посольстве», следовательно, кроме ратного дела имелось в виду и посольское, чем и объясняется назначение ШЕРЕМЕТЕВА в этот поход. Дальше Ржева ему не привелось идти, потому что шведский король, получая преувеличенные сведения о движении из Москвы многочисленной рати, ушел из-под Москвы.

В ожидании новых распоряжений из Москвы, ШЕРЕМЕТЕВ расположился в Ржеве, был застигнут врасплох нападением Александра Лисовского и шесть недель отбивался от его приступов. Еще 13 октября Федор Иванович нашел случай сообщить в Москву о своем бедственном положении, но там медлили с высылкой помощи, потому что лица, окружавшие царя, скрывали от него настоящее положение дел. Когда до царя дошло наконец известие об осаде Ржева Лисовским, он послал на выручку осажденных Михаила Барятинского, но тот предпочел остаться вдали, и ШЕРЕМЕТЕВ собственными средствами «отсиделся» от Лисовского.

В продолжение всего 1616 года имени ШЕРЕМЕТЕВА не встречается в служебной росписи: он овдовел 1 марта этого года, а на другой день после смерти жены его Ирины Борисовны умер их новорожденный сын Федор; и мать, и сын погребены в Новоспасском монастыре.

Лишь в самом конце 1616 года или в начале 1617 года ШЕРЕМЕТЕВ был назначен начальником Разбойного приказа; но о деятельности его за время управления этим приказом ничего не известно, потому что все дела погибли в Московский пожар 1625 года.

В июне 1617 года ШЕРЕМЕТЕВ, с титулом наместника псковского, вел переговоры с английским послом Джоном Мериком. Англичане хлопотали о свободной торговле в Московском государстве и о предоставлении им пути по Волге в Персию и иные восточные земли, а рекой Обью в Китай и восточную Индию. Переговоры тянулись долго; Джон Мерик должен был представить обстоятельные записки, как англичане намерены торговать с Персией и как будут ходить в Индию. В конце концов с московской стороны дело свели к предложению, чтобы английский король заключил наступательный союз с царем МИХАИЛОМ ФЕДОРОВИЧЕМ против польского короля. Мерик уклонился от переговоров, но сказал, что если царь сошлется с английским королем, то весьма вероятно, что он поможет ему против Сигизмунда.

В конце декабря 1617 года поляки решили послать в Москву комиссара с предложением назначить съезд для переговоров о трехмесячном перемирии. Предложение это было принято, и 5 марта 1618 года царь назначил быть на съезде с литовскими людьми и говорить с ними о мире самым доверенным людям, в том числе боярину Федору Шереметеву. Съезд этот не состоялся, вследствие благополучного окончания сейма, на котором были назначены деньги для продолжения войны с Москвой. В начале сентября 1618 года на Земском Соборе между прочим была составлена роспись, кому какую нести службу в случае осады Москвы поляками. В числе тридцати лиц, которые должны были остаться во время осады в Москве, назван и ШЕРЕМЕТЕВ со своими товарищами по посольскому делу. Одновременно с приготовлениями к осадному сиденью шли в Москве приготовления к посольскому съезду, так как было известно, что Польше, по случаю войны с Турцией, в сущности, не до московских дел. После неудачного приступа поляков к Москве, королевич Владислав послал к боярам своего секретаря Гридича к предложением заключить перемирие. В течение октября 1618 года уполномоченные с польской и с московской стороны три раза съезжались за Тверскими воротами и все безуспешно. После отступления Владислава от Москвы по направлению к Троице состоялся четвертый съезд, на этот раз за Сретенскими воротами; поляки предложили заключить вечный мир, с условием уступить крепости и города, взятые при прежних польских королях, и, кроме того, отдать Владиславу Псков с окрестными землями. ШЕРЕМЕТЕВ соглашался толковать о перемирии на двадцать лет с тем, чтобы поляки, сохранив за собой Смоленск, возвратили прочие крепости. Несколько дней спустя Владислав опять прислал в Москву своего секретаря, для заключения предварительного договора о мире. С ним скоро сговорились, и 19 ноября, после подписи предварительных договорных статей, ШЕРЕМЕТЕВ с товарищами поехали в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда в деревню Деулино, в трех километрах от монастыря, по Углицкой дороге. Два съезда в Деулине были неудачны; на втором из этих съездов дело едва не дошло до вооруженного столкновения с поляками, и ШЕРЕМЕТЕВ полагал, что миру не бывать. Два дня спустя сами поляки прислали звать московских уполномоченных на съезд, который состоялся 1 декабря 1618 года и закончился перемирием на 14 лет и 6 месяцев, следовательно до 1 июня 1633 года. Послы вернулись в Москву после ухода в Литву королевича Владислава; 9 декабря они были у царя у руки, затем обедали за царским столом, а после обеда получили награды за посольскую службу. В жалованной грамоте сказано, что ШЕРЕМЕТЕВ доставил «земле нашей и всему государству — тишину и покой и унятие крови». За эту важную услугу государству он получил зараз четыре награды; соболью шубу, крытую золотным атласом, с золочеными пуговицами, ценой в 162 рубля; серебряный золоченый кубок с крышкой; придачу к прежнему его денежному окладу, к 500 рублям, — ста рублей и из черных волостей вотчину с крестьянами и 500 четвертями земли.

Оставалось исполнить ещё одну статью Деулинского договора — добиться возвращения из плена отца царя МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА, митрополита Филарета Никитича, и прочих пленников, находившихся в Польше около девяти лет. По договору поляки обязаны были привезти пленников для размена в Вязьму к 1 марта 1619 года. Шереметев с товарищами и со свитой отправились в Вязьму к назначенному сроку, но им долго пришлось прожить там в ожидании польских уполномоченных, задержанных на сейме. Потом, после длительных переговоров, которые не раз были на грани срыва, польские уполномоченные согласились, наконец, на размен пленных, который и произошел 1 июня. ШЕРЕМЕТЕВ сопровождал Филарета Никитича и в его торжественном шествии в столицу, куда они прибыли 14 июня 1618 года.

По возвращении Филарета РОМАНОВА из плена, ШЕРЕМЕТЕВ был по-прежнему близок к царю МИХАИЛУ ФЕДОРОВИЧУ и, наряду с его родственниками, пользовался большим уважением не только в семье царя, но и среди бояр. Так, например, старейший боярин и последний представитель своего рода, Федор Мстиславский, назначил ШЕРЕМЕТЕВА в числе своих душеприказчиков. В феврале 1623 года, на свадьбе астраханского царевича Михаила Кайбулина с Марьей Ляпуновой, ШЕРЕМЕТЕВ был, по указу государя, посаженным отцом у жениха, который приходился ему двоюродным племянником.

Во второй половине сентября 1623 года Шереметеву было поручено ехать в Нижний Новгород, чтобы собрать сведения о состоянии здоровья сосланной туда царской невесты — Марьи Ивановны Хлоповой. ШЕРЕМЕТЕВ не ограничился расспросами, но и сам наблюдал за здоровьем Хлоповой: 16 октября, вслед за врачебным освидетельствованием ее, Шереметев отправил в Москву подробное донесение обо всем, что было сделано, и «оговоры» Хлоповой выяснились как нельзя лучше. Тем не менее 1 ноября тот же нижегородский городовой приказчик, который возил в Москву донесение ШЕРЕМЕТЕВА, передал ему царскую грамоту, что государь «Марью Хлопову взять за себя не изволили» и чтобы ШЕРЕМЕТЕВ с товарищами ехал немедленно в Москву.

В 1624—1625 годах с ШЕРЕМЕТЕВЫМ местничались: дважды Даниил Шибановский-Долгоруков и Андрей Сицкий, но ШЕРЕМЕТЕВ оба раза одержал верх, и проигравшие были посланы в тюрьму.

19 сентября 1624 года на свадьбе царя МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА с княжной Марьей Владимировной Долгоруковой ШЕРЕМЕТЕВ был «у постели» царя вместе с отцом царицы, своим другом Владимиром Долгоруковым, а жена ШЕРЕМЕТЕВА, боярыня Марья Петровна, с женой Владимира Тимофеевича, Марьей Васильевной, были у царицыной постели. Когда Шереметев и Долгоруков, по должности постельничих, стлали к подклети атласы, по которым должны были идти государь с государыней, Долгоруков бил челом государю на ШЕРЕМЕТЕВА, но не по поводу места, или старшинства, а недружбой, как сказано в разрядной записке. Такое небывалое челобитье могло быть вызвано ссорой ШЕРЕМЕТЕВА с Долгоруковыми из-за этой свадьбы царя. Возможно, что ШЕРЕМЕТЕВ уже в то время подготовлял для МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА невесту, желая увеличить свое влияние на царя, а потому недружелюбно отнесся к браку его с Долгоруковой. Но царь не разгневался на ШЕРЕМЕТЕВА после челобитья Долгорукова и когда отправился в обычный осенний поход к Троице — Федор Иванович опять «ведал» Москву. А весной 1625 года ШЕРЕМЕТЕВ обедал за царским столом и присутствовал при приеме персидского посла.

Царь Михаил РОМАНОВ, овдовевший 6 января 1625 года, задумал год спустя вступить во второй брак, и 4 февраля 1626 года произошла торжественная свадьба его с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, которая, по словам Страленберга, была из сенных девушек двора ШЕРЕМЕТЕВА. И на этой свадьбе царя постельничим был ШЕРЕМЕТЕВ, а 8 февраля он обедал за царским столом вместе с патриархом Филаретом Никитичем и прочими духовными властями.

3 мая 1625 года, когда царь был у Троицы, а Москву ведал ШЕРЕМЕТЕВ, произошел ужасный пожар — сгорели Китай-город и Кремль. ШЕРЕМЕТЕВ понес такие большие убытки во время этого пожара, что, несмотря на свое богатство, не обошелся без частных займов, для возобновления обгоревших хором. Он не успел расплатиться при жизни со всеми долгами, как это видно из духовного завещания, написанного 29 ноября 1645 года.

Во время заведования Москвой в отсутствии государя, ШЕРЕМЕТЕВУ приходилось вести обширную переписку с воеводами городов, разбирать и проверять их отписки, снимать допросы с гонцов и т. д. В 1628 году к этим обязанностям присоединилось еще начальство над Печатным приказом, деятельность которого в это время не ограничивалась приложением государственной печати к разным крепостным бумагам, выдаваемым частным лицам. После Московского пожара 1625 года, во все концы государства были разосланы писцы для нового описания и межевания земель и составления писцовых книг, сгоревших во время пожара. Возникало множество тяжб, нередко кончавшихся новыми крепостями или полюбовными сделками, а потому обязанности начальника Приказа печатных дел усложнились.

В начале 1630 года ШЕРЕМЕТЕВ вместе с несколькими другими боярами был «в ответе» со шведским послом Антоном Мониром, которому было поручено известить царя МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА о заключении с Польшей перемирия и вместе с тем, просить дозволения купить в Московском государстве беспошлинно хлеб, крупу, смолу и селитру. В том же 1630 году ШЕРЕМЕТЕВ сдал заведование Печатным приказом окольничему Далматову-Карпову, а сам назначен состоять у «приказных дел».

ШЕРЕМЕТЕВ не участвовал в войне с Польшей 1632—1634 годов и «отставлен» даже от сбора подвод для перевоза хлебных запасов под Смоленск, вследствие тяжкой болезни, а затем кончины 28 августа 1623 года единственного сына его от второго брака, стольника Алексея Федоровича. Федор Иванович похоронил его временно в Москве, в Афанасьевском монастыре, составлявшем московское подворье Кирилло-Белозерского монастыря, намереваясь по первому пути перевезти его тело в Кирилло-Белозерский монастырь, где были уже погребены многие ШЕРЕМЕТЕВЫ. В конце ноября 1632 года ШЕРЕМЕТЕВ и ближайшие родственники повезли тело Алексея Федоровича из Москвы и прибыли в Кирилло-Белозерский монастырь в половине января 1633 года. Вскоре по погребении сына, ШЕРЕМЕТЕВ отправился в обратный путь и 13 февраля участвовал уже в богомольном походе царя в Троицкий монастырь. В течение всего 1633 года «безголовная и бесконечная беда», — как выразился о своем горе сам ШЕРЕМЕТЕВ в одном из писем в Кирилло-Белозерский монастырь, — по-видимому, сильно удручала его. По долгу службы он участвовал в разных придворных торжествах, но мысли его постоянно обращались к месту упокоения его сына Алексея, рядом с которым он желал быть погребенным.

Вскоре после отступления в начале 1634 года от Смоленска московского войска, бывшего под начальством Михаила Шеина, начались между Речью Посполитой и Московским государством переговоры о мире. Наше посольство возглавлял ШЕРЕМЕТЕВ. Более тридцати раз сходились дипломаты на съезжем месте при реке Поляновке, в особых шатрах. Несмотря на всю свою опытность в переговорах с поляками, ШЕРЕМЕТЕВ находился иногда в весьма затруднительном положении вследствие неумеренных требований польских комиссаров. Лишь 3 июня подписан был так называемый Поляновский договор о вечном мире между Московским государством и Польшей, по которому Владислав отказался окончательно от титула Московского царя и от притязаний на Московский престол. Шереметев заключил даже негласное условие с поляками, что «если Владислав умрёт, не оставив потомства, то они изберут себе в короли русского царя».

Царь МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ был очень доволен заключением Поляновского мирного договора и выслал стольника Василия Бутурлина для почетной встречи ШЕРЕМЕТЕВА в селе Кубинском, находящемся на Смоленской дороге. По прибытии в Москву, Шереметев с товарищами обедали 5 июля 1634 года за царским столом, а после обеда им было объявлено милостивое царское слово и государево жалованье. ШЕРЕМЕТЕВУ были даны: соболья шуба, крытая золотным атласом, стоимостью в 225 рублей; серебряный золоченный кубок с крышкой; денежной придачи к прежнему окладу 100 рублей и из черных волостей в вотчину 1000 четвертей земли. После Поляновского договора Шереметев стал именоваться «ближним боярином» и был заметно отличен 19 марта 1635 года при совершении торжественного обряда царской присяги в соблюдении вечного мира с Польшей.

30 января 1637 года Шереметев присутствовал при приеме польского гонца Адама Орлика, занимая свое обычное место на лавке бояр, по левую сторону государя. Два года спустя, в январе 1639 года, он вел переговоры с секретарем голштинского посольства Адамом ОЛЕАРИЕМ. В том же, 1639 году ШЕРЕМЕТЕВУ было поручено царем МИХАИЛОМ ФЕДОРОВИЧЕМ принимать челобитные на сильных людей, поступавшие на царское имя в Приказ приказных дел.

После кончины Ивана Черкасского 4 апреля 1642 года ШЕРЕМЕТЕВ стал, по выражению современников, «тайнейшим и начальнейшим боярином в царстве». 12 апреля 1642 года царь указал ШЕРЕМЕТЕВУ «ведать свой государев большой наряд», то есть велел сидеть в Приказе Большой казны — одном из важнейших учреждений, которое всегда поручалось ближнему боярину. В его же заведовании находились: Стрелецкий, Иноземский, Рейтарский, Аптекарский и Оружейный приказы и Приказ Новой четверти. Должность начальника Аптекарского приказа еще более приближала ШЕРЕМЕТЕВ к царю, здоровье которого сильно расстроилось. Лечение государя производилось под непосредственным наблюдением ШЕРЕМЕТЕВА и причиняло ему много тревоги и беспокойства; на его же обязанности лежало попечение об общественном здравии и принятие мер против распространения разных прилипчивых болезней. Входя в мельчайшие подробности нового на Руси врачебного дела, ШЕРЕМЕТЕВ ежедневно совещался с придворными докторами в назначенном для сего особом доме близ Воскресенских ворот. Прежде все лекарственные растения выписывались из Англии, Болгарии и Германии, а ШЕРЕМЕТЕВ, считая это неудобным и убыточным, добился мало-помалу, что некоторые лечебные травы и коренья стали доставлять в Аптекарский приказ травники, собиравшие их по полям. По должности начальника Аптекарского и Иноземского приказов, ШЕРЕМЕТЕВ находился в постоянных сношениях со многими иностранцами, которых он старался разными льготами привлекать на службу Московского государства.

Но высокое служебное положение не могло занимать ШЕРЕМЕТЕВА, удрученного годами и болезнями. В последний раз он обедал за царским столом в Светлое Воскресенье 1643 года, а затем не присутствовал даже на обыкновенных праздничных обедах у царя и у патриарха, вероятно, не будучи в силах переносить их продолжительность. В это время ШЕРЕМЕТЕВ по-видимому готовилсяк удалению в иноческую обитель, делал новые вклады в монастыри и устраивал, по обещанию, церковь в подмосковной своей деревне Вешнякове, которая в 1645 году называется уже селом.

В это время 12 июля 1645 года скончался царь МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ РОМАНОВ. Скончался на руках Шереметева, который во время его болезни сам носил ему все лекарства, прописываемые докторами. 11 августа 1645 года ШЕРЕМЕТЕВ имел последний доклад у юного царя АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА по Аптекарскому приказу о выдаче докторам, аптекарям, лекарям и другим служащим лицам жалованья за июнь, июль и август 1645 года. Затем в новогодней сентябрьской росписи показано, что ШЕРЕМЕТЕВ сидел по-прежнему на Казенном дворе, у Большой казны, а также в приказе Новой четверти, но сведений о его распоряжениях за это время не имеется. 28 сентября 1645 года произошло торжественное венчание на царство АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА; ШЕРЕМЕТЕВ не присутствовал на этом торжестве, очевидно по недомоганию, а на другой день явился к царю в числе поздравителей. ШЕРЕМЕТЕВ, видимо, сам устранялся от дел, ссылаясь на старость и болезни: «Постиже мя старость и впадох в различные болезни, иичтоже помыслих разве смерть и суд Спасов будущего века; не вем, что сотворю.»

ШЕРЕМЕТЕВ три раза вступал в брак: он был женат на Евфросинии, умершей в июле 1613 года; на Ирине Борисовне Черкасской, умершей 1 марта 1616 года; на Марье Петровне (с 12 ноября 1616 года), умершей не известно когда, но последний приезд ее ко двору был 12 июля 1639 года. Вероятно, что от первого брака были: Иван Федорович, умерший до марта 1613 года; Ульяна Федоровна, умершая, по родословной, после 22 июня 1652 года и бывшая за Семеном Головиным; Евдокия Федоровна, в инокинях Евфросиния, умершая 21 сентября 1671 года, за Никитой Одоевским. От второго брака: Алексей Федорович, умерший 28 августа 1632 года; Анна Федоровна, в инокинях Александра, схимница, умершая 2 сентября 1654 года; Федор Федорович, умерший 5 марта 1616 года. От третьего брака: Мокий Федорович, умерший до 1632 года. В то время, как ШЕРЕМЕТЕВ составлял духовное завещание, в живых были, по-видимому, только две дочери: Евдокия и Анна, принявшая иночество в Новодевичьем монастыре с именем Александры.

Вскоре после утверждения патриархом духовного завещания, ШЕРЕМЕТЕВ исполнил свое давнишнее намерение — 28 августа 1649 года он уехал из Москвы в Кирилло-Белозерский монастырь, где и принял монашество с именем Феодосия. Ему было в это время за семьдесят лет и он лишился зрения, но несмотря на это в нем не угасла любовь к просвещению. Уже после того, как он перестал принимать участие в государственном управлении, он покупал книги, печатавшиеся на Московском печатном дворе, не только лично для себя, но и для раздачи: в течение последних пяти лет (1644—1649 гг.) им было куплено около 700 экземпляров разных книг духовного содержания, причем некоторые, как например «Часослов», приобретались им часто и все в большем и большем количестве: в 1644 году — 50 экземпляров, в 1646 году — 70 экземпляров, в 1647 году — 122 экземпляра. В Кирилло-Белозерском монастыре он прожил меньше полугода: прибыл туда в сентябре 1649 года, а 17 февраля 1650 года скончался.